Во все времена женщинам приходилось оставлять домашний очаг, браться за оружие и вставать рядом с мужчинами, чтобы этот самый очаг вместе защитить. В первом сводном полке народного ополчения республики Крым была отдельная женская рота: 30 девушек, стойкости которых восхищались даже бывалые бойцы. Корреспондент Федерального агентства новостей пообщалась с инспектором-кинологом Александрой Калафатовой, пришедшей в ополчение в первые дни крымского конфликта.
Даже в ополчении, среди военных, Саша остается женщиной: прическа, макияж, короткая юбка. «Хулиганю немного, хожу вот в юбке и босоножках, а то в берцах жарко летом», – улыбается она. Кажется, мужчины в штабе не возражают.
Сомнений не было
— Саша, как вы попали в ополчение и чем решили помочь?
— Я занималась собаками с самого детства, и у меня есть немецкая собака, выдрессированная на поиск оружия и взрывчатки. Занималась этим для себя, по-любительски, и не ожидала, что она может пригодиться. Когда начались эти события… У меня характер мужской, наверное. Захотелось помочь, чем смогу. Сначала у всех спрашивала, нет ли у кого знакомых в ополчении, хотела записаться, но не знала, что это вот так просто можно сделать: прийти и записаться. В конце февраля шла мимо площади, мимо палаток, где такая девушка с косичкой всех записывала в ополчение. А у меня как раз с собой был паспорт. Подошла и говорю: «Можно записаться?». Вот говорю сейчас, а у меня мурашки бегут от воспоминаний.
— Как семья к такому решению отнеслась?
— Подруги сказали: «Ой, молодец, мы, конечно, могли от тебя такого ожидать». Мама знала, что меня удержать невозможно и потому, хоть и переживала за меня, но не удерживала.
— Были сомнения: идти не идти, вступать или нет в ополчение?
— Нет, у меня был единственный вопрос: смогу ли я там еще подрессировать собаку, будет ли у меня возможность довести ее до ума, если вдруг какие-то новые запахи придется изучать. Не было у меня даже вопроса ехать или нет, когда я знала, что нужна. Через пару дней после записи мне позвонили, позвали, я сразу попала в 11-ю роту, она «железной ротой» называлась: там кузнецов очень много было. Меня стали периодически вызванивать то на посты, то на митинги. Перед референдумом позвонили и сказали, что на Чонгар нужны собаки по поиску взрывчатки. Там уже была девочка севастопольская с маленькой таксой, севастопольский «Беркут» стоял, и мы четыре дня работали до 16 числа, до референдума. Нюхали машины, досматривали вещи, такую помощь оказывали. Мы готовились к тому, что взрывчатку могли везти на машине. На мне, конечно, ответственность лежала за жизнь человеческую.
«Мы Россией были все эти 23 года»
— Какая обстановка была на Чонгаре?
— Очень напряженная. Особенно 15 марта, когда там зашевелились на той стороне украинцы. Ребята повыбегали все в масках, всех подняли, кто отдыхал. Мы были на самом переднем посту, где был пост ГАИ, и нас, обеих женщин, на задний план отодвинули. Мы, конечно, просто так не сидели, в бинокли смотрели, переживали. Десант высадился, вертолеты взлетели российские. Жутковато было, но вот когда вертолеты увидели, такая радость была. Было не то что страшно… Волнение было, но страха уж не было. Видно, адреналин убрал весь страх. Ну и среди мужчин чувствовала себя уверенно. Женщины иногда могут даже больше помочь. Мужчине ведь надо иногда постирать, приготовить и в этом смысле все равно женщина в помощь мужчине. Да и снайперами они тоже неплохими могут быть. Хорошо, не довелось стрелять. Хотя я бы пошла и снайпером. На месте бы быстренько научилась. Главное, чтобы было желание.
— В городе было ощущение войны?
— В троллейбусах, автобусах, маршрутках тишина стояла, но тишина была такая недобрая. Уверена, у нас поднялся бы каждый. С трепетом смотрела на наших бабушек, на пожилых людей. Они настолько были готовы, мне кажется, они первые пошли бы защищать свой Крым! Никто не говорил друг другу: «Ты молодец, что в ополчении» или как-то так, все были молодцы. Я когда посмотрела на это скопление народа, на всех, кто объединился, подумала: «А у нас столько настоящих мужчин, оказывается, в городе! Где они были раньше, непонятно.
— Какой момент во всех тревожных крымских событиях больше всего запомнился?
— В сам день референдума я возвращалась с Чонгара. Думала, что приеду домой, осознаю, что могло бы быть — будет мандраж. Но была только радость. Мы пошли на референдум с сестрой, проголосовали, потом слушали концерт до самой ночи, пели, плясали. В городе творилось всеобщее счастье. Даже мы, зная, что население все за Россию, не думали, что такой процент будет. Ну 70, ну 80, но чтоб 96. Это шок был даже для нас. Оказывается, мы Россией были все эти 23 года в подсознании, в сердце. Это не ушло никуда.
Украинцы просто обострили ситуацию запретом русского языка. Мы и так с этим при Украине боролись. Я лично в школе украинский не изучала. Просто нам очень грубо навязали эту Украину. Подмена паспортов, часовых поясов. У меня папа год принципиально не переводил часы, жил по московскому времени. Хотя у меня прабабушка по крови украинка, но не в этом дело. Невозможно было нашу связь с Россией разорвать, а они пытались это делать, славянский народ по частям растянуть. У меня муж служил в Севастополе 20 лет назад. Он рассказывал, как по одну сторону улицы стояла часть украинских моряков, по другую российских. Интересно было наблюдать российских – крепких, сильных и украинских – худых, ограбленных, ходят побираются, сигаретки стреляют, ржавые подводные лодки. В общем, сравнение было уже тогда. Это был смех, что они сделали с армией, с крымским флотом.
Пока надо оставаться на посту
— Вы сейчас в ополчении, конечно, следите за событиями в Донбассе?
— Конечно. Следим, переживаем. Но мне кажется, если бы изначально люди оттуда не бежали… В прошлом году мы очень много с собакой работали, проверяли автобусы, приходящие с Украины. И так неприятно было на них смотреть смотреть. Заходят здоровые мужики с золотыми цепями:
— Можно к вам в ополчение?
— Можно, а зачем?
— Мы хотим вам помогать.
— А чем вы будет нам помогать? У вас война идет.
— Ну а вдруг на вас нападут?
Да мы себя уже отвоевали! Вы поезжайте туда. Оставьте жен, детей, поезжайте защищать свою родину, свою землю, свои дома. Они бежали оттуда. В том числе офицеры, которые присягали своей родине. Остались только сильные духом. Я, честно говоря, думала, что шахтеры встанут, настоящие мужчины будут защищать свой Донбасс. И потом вот этот кошмар, когда они начали выезжать оттуда. Я считаю это бегством. У нас из Крыма бежали только ярые западные украинцы, с ненавистью, с яростью: настолько им было не по нутру все, что происходит.
«Но многие теперь возвращаются, – присоединяется к нашему разговору ополченец Алексей. – Побыли там, сравнили: а нет, в Крыму лучше. Мы же шли за Россию, за веру, за свободу. За Путина мы шли. Пели, кричали «Путин, Путин! Россия – империя!»
«Да, я всегда предлагала голосовать за Путина, на всех выборах – продолжает Саша. – Это даже с языка у меня не сходило. И то, что мы в России теперь – это как само собой разумеющееся. Как само собой разумеющееся чудо. Это чудо должно было произойти, и оно произошло. Не зря Россию с медведем сравнивают. Вроде спали такие тихие, но легкого толчка было достаточно, чтобы этот медведь встал на дыбы и стал оборонять свой русский язык, свою землю. Крым это не просто полуостров, это люди с русским духом. Как нас можно отбросить?»
«По улицам в эти дни ходили, кричали, пели русские песни, кричали: вставайте, хватит сидеть, выходите из домов», – добавляет Алексей.
— Какие песни пели?
— «Любэ», Газманова, песни военного времени. Но вообще все песни со словом «Россия».
— Саша, почему после возвращения в Россию, не вернулись к обычной жизни, а остались в ополчении?
— Хотя сейчас бумажной работы больше, но по-прежнему с собачкой выхожу на праздничные выступления. Ходим, патрулируем, проверяем. Чтобы не было ничего лишнего, не провоцировали, не подкидывали ничего. Мы еще переживаем, еще не перегорели. Боевой дух у нас еще есть. Может, через пару лет мы может уже будем спокойными, но пока надо оставаться на посту.
Евгения Авраменко